Компиляция статьи «Молдова на грани ликвидации независимости…».
Наивно полагать, что тридцать пять лет ползучей румынизации пройдут бесследно. С начала 1990-х годов в молдавских школах вместо истории своего государства изучают антинаучный курс «истории румын», а также румынский язык и румынскую литературу. Все эти годы в Молдове беспрепятственно действуют политические партии, целью которых является присоединение страны к соседней Румынии.
Около миллиона жителей республики выехали из страны на заработки. Власть полностью состоит из граждан Румынии, на ключевые должности в республике беззастенчиво назначают уроженцев соседнего государства и активно распродают стратегические активы государства в сферах энергетики и логистики.
По мнению некоторых функционеров в Бухаресте, специальная военная операция России в Украине открыла окно возможностей для окончательного решения «бессарабского вопроса». Бухарест пытался аннексировать Молдову еще в период крушения СССР, причем подошел к этому основательно, подготовив социальную базу внутри республики и идеологические обоснования.
В Молдове к тому времени десятилетиями существовало реальное молдавско-русское двуязычие. Этот факт преподносился как насильственная русификация, как умирание молдавского языка и культуры. Якобы под влиянием русской культуры молдавский язык забывался и игнорировался населением. Чтобы «исправить» такую ситуацию, в августе 1989 года был принят закон о языке, который провозглашал, что единственным государственным языком в республике становится молдавский язык и что молдавский язык переводится на латинскую графику. В прессе, в школе, в документообороте начали внедрять стандарты румынского языка. Так, молдавский национализм очень быстро превратился в антигосударственный для Молдовы румынизм.
Пропаганда молдавской культуры и языка, с которой националисты начинали в 1988 году, к 1991 году переросла в призывы к объединению с Румынией. Союз рушился, но с наскока присоединить Молдову не удалось. Во-первых, насаждение одного языка в многонациональной республике почти автоматически означало гражданский конфликт. А во-вторых, угроза присоединения к Румынии консолидировала гагаузов и приднестровцев. В те годы еще были живы те, кто хорошо помнил, как с ними обращались румыны во времена фашистской оккупации.
В 1992 году румыны не посмели ввести свои войска в Молдову и вмешаться в инспирированный ими конфликт на Днестре, им пришлось играть вдолгую. Каждый год они вкладывали десятки миллионов в развитие сетей СМИ и гражданского общества в Молдове, продвигая идею «унири». Молдаване разочаровываются в своем государстве и видят выход в присоединении к какому-нибудь интеграционному проекту — хоть ЕС, хоть ЕАЭС. Поскольку любая интеграция, кроме «унири», блокируется Западом, молдаванам, чтобы выжить, остается лишь выезжать на заработки.
Единственным значимым для румын препятствием для поглощения Молдовы вместе с Приднестровьем является российское военное присутствие на Днестре. В ПМР квартируется оперативная группа российских войск, она выполняет миротворческие функции и не обладает тяжелым вооружением. Отрезанный от «большой земли» российский контингент, понятно, не может восприниматься как реальное препятствие, но здесь важен фактор российского флага. МИД России уже предупредил, что любая агрессия против Приднестровья, где проживает больше 220 тысяч граждан Российской Федерации, будет восприниматься Москвой как нападение на Россию.
У румын короткая, но весьма специфическая военная история. В войнах против России они ни разу проявить себя не смогли, зато всегда оказывались бравыми воинами, когда плечом к плечу с русскими солдатами воевали против общего врага. Похвастаться сильной армией румыны не могут и сегодня, но укорить в том, что они не помнят своей истории, их точно нельзя. Поэтому они хоть и позиционируют себя как самого надежного партнера США на Восточном фланге НАТО, воевать с Россией вовсе не собираются.
Их расчет главным образом на дипломатическое искусство. Президент Румынии Йоханнис твердо заявляет, что румынские солдаты не будут направляться в Украину, но при этом приветствует накопление потенциала НАТО в своей стране. Иначе говоря, играя натовскими мускулами, которые ему не принадлежат, Бухарест намеревается напугать Москву и без боя забрать территории. Довольно странный расчет, который плохо вписывается в западные сценарии.
Румыния интересует Запад не только как удобный плацдарм для ведения войны против России, но и как источник дешевой военной живой силы. Так что, когда закончатся украинцы, придет черед Восточного фланга НАТО — румын, поляков, прибалтов. Румыны, конечно, надеются, что заварушка будет недолгой, и им удастся отсидеться за спинами молдаван.
Время «Ч» может наступить уже 20 октября, когда в Молдове пройдут президентские выборы. Действующий президент Майя Санду является безальтернативной для Запада и для Румынии фигурой. Более удобного политика для поддержания контроля над страной им не найти. Проблема в том, что продвижение Санду на второй президентский срок в условиях ее высокого антирейтинга среди населения представляется проблематичным. Если политический процесс в Молдове пойдет не по плану Запада, они в любой момент готовы будут «опрокинуть стол и достать револьверы». Но если они все же проведут Санду на второй срок, это еще вернее подтолкнет и Молдову, и ее амбициозную соседку к краю пропасти.
Молдо-приднестровский регион — это взведенный курок. Здесь на небольшом пятачке земли оказались переплетены интересы больших держав и региональных игроков. Приднестровье находится под российским зонтиком безопасности, а Молдова — пока еще нейтральная по Конституции страна. Поэтому обострение на Днестре формально ничем не грозит НАТО, но очень невыгодно России. Так что если Западу удастся сыграть на непомерных амбициях Бухареста, они смогут значительно расширить зону конфликта с Россией.
В нынешней ситуации никто, кажется, не обращает внимания на граждан Молдовы. А существуют ли они как фактор региональной политики? Предстоящие в октябре президентские выборы могут вернуть народу его субъектность, а могут подвести логичную черту под эпохой формальной независимости и духовного рабства.
